Государству проще сказать «мы сделали гадость», чем «мы облажались»
Евгений Норин
Сразу после выпуска первого тома «Чеченской войны» Евгений Норин прибыл в московскую «Листву», чтобы подписать книги для наших читателей. Мы использовали это время, чтобы побеседовать с автором бесспорно самой громкой новинки этого лета.
— Евгений, сколько вам было лет, когда началась Первая Чеченская?
— Когда началась война, мне было 8 лет. Естественно, я знал о ней в основном из разговоров взрослых. Но хорошо помню, как пришло осознание: там, на Кавказе, происходит что-то ужасное. Это был захват заложников в Будённовске. Тогда я впервые услышал имя Шамиля Басаева, узнал о существовании группы «Альфа».
Первая фотография Чеченской войны, которую я хорошо помню — это газетный снимок похорон альфовских офицеров, погибших во время штурма больницы. Очень мрачное, гнетущее впечатление.
— А Вторую Чеченскую помните?
— Помню 1999 год и начало Второй Чеченской, когда стали приходить новости из Дагестана. Для меня эта история началась с нескольких номеров «Солдата удачи». Отец купил их, чтобы скоротать время в поезде, а я дорвался и прям заболел темой.
Там были репортаж «Сорок четвёртое декабря» о штурме Грозного Владислава Шурыгина и заметки Дениса Цирюльника, снайпера 245-го гвардейского мотострелкового полка. Этот парень пережил страшные вещи: первый провальный штурм села Гойского, когда погибло много народу, и катастрофическую засаду под Ярыш-Марды. Что меня тогда поразило и продолжает удивлять сейчас — способность этого человека сохранять жизнелюбие, сарказм и оптимизм даже при таких жутких условиях.
— Из ваших родственников кто-то принимал участие в тех событиях?
— В семье из близких никто не воевал, кроме ныне покойного двоюродного дяди Сергея Норина. Мы с ним общались один раз в жизни, вскоре после чего он умер, а я, к сожалению, не успел ни о чём подробно расспросить. Знаю только, что дядя служил офицером, психологически ему всё это далось достаточно тяжело, он серьёзно пил. В общем, был ощутимо поломанным человеком.
— Насколько для вашей родной Перми эта тема была горячей повесткой?
— В целом, война для Перми была важным событием. Дело в том, что одна из катастроф Второй Чеченской — это разгром колонны пермского ОМОНа. И я прекрасно помню эту историю: как привезли гробы, как хоронили бойцов.
Ещё у нас был крутой и активно воевавший СОБР. Его командир, Сергей Леонидович Яшкин, получил Героя России за ликвидацию банды в Дагестане, которую очень долго ловили. Человек совершенно монументальный, конечно. Собственно, Сергей Леонидович уложил троих боевиков. Я с ним лично знаком и видел его боевой шлем, который хранится в доме как реликвия. Это производит очень мощное впечатление. В каску действительно попадали, на ней видны следы осколков.
— А когда у вас возник именно профессиональный интерес к Чечне?
— Плотно и детально я занялся Чечнёй — спасибо Егору Просвирнину — то ли в конце 2014-го, то ли в начале 2015-го года. Егор предложил поучаствовать в межавторском цикле про Чеченскую войну. Я написал про предшествующие события, и всем так понравилось, что решили оставить тему мне.
Когда я только начал работать, думал скромно примоститься в качестве любителя истории без актуальной политики. Но чем больше читал и изучал вопрос, тем больше он меня увлекал. Чем дальше я углублялся, тем сильнее шевелились волосы на голове, иногда просто опускались руки.
— Почему?
— Потому что мы говорим о ситуации, когда погибало огромное количество людей, и очень часто — из-за некомпетентности, глупости и трусости. Тема предательства, которую очень часто ищут во Второй Чеченской, здесь оказалась второстепенной по сравнению с простыми человеческими пороками, которые тогда у нас царствовали в масштабах страны. И в чём ужас Чеченской войны: если со стороны боевиков мы говорим о жестокости, садизме и первобытном варварстве, то со стороны российских властей мы вынуждены говорить именно о трусости, глупости, некомпетентности и мелкой подлости, которые убивали людей не хуже.
— Были ли другие впечатления или только такие тяжёлые?
— С другой стороны, я проникался тем, насколько важны для страны, насколько круты люди, которые даже в таких условиях ухитрялись выполнять какие-то боевые задачи. Люди, которые продолжали сохранять мужество, профессионализм, которые в конце концов разгромили это вооружённое подполье, несмотря на неоднозначные итоги войны и на то, что Россия была в абсолютно развинченном состоянии. Ведь человек, который там воевал, он не просто рисковал умереть, а умереть в результате каких-то глупых и позорных вещей, на которые он никак не мог повлиять.
Но чем глубже я погружался, тем сильнее понимал, насколько всё мифологизировано, насколько мало мы в действительности знаем. Хотя у нас достаточно людей, готовых копать тему, но нет ни одной полной истории этого вооружённого конфликта. А он имеет для нашей страны грандиозную важность. Это до сих пор, извините за выражение, незакрытый гештальт и загнанная в глубину наша коллективная травма.
— А государству хочется это скорее забыть?
— Государство очень часто пытается сгладить углы и готово скорее себя признать великим злодеем, чем великим касипором. Проще сказать «мы сделали гадость», чем «мы облажались». Но я повторюсь, эта история показала, что у нас есть люди, которые готовы защищать страну, даже когда она в таком разболтанном состоянии. Как выразился один из участников той войны: «Родина — как мать-алкоголичка. Не в ЛТП же сдавать — какую Бог послал».
— Кого, с вашей точки зрения, больше было на той войне: злодеев или всё же героев?
— У Чеченской войны огромное количество неизвестных героев, неизвестных злодеев, людей, которые сделали что-то очень существенное, но их подвиг остался исключительно в пределах среды. И наоборот, таких персонажей, при работе с историями которых...чувствуешь себя биологом, занимающимся специфическим видом кишечных червей. И ты рассказываешь людям, какое это интересное существо, как оно искусно паразитирует, как сейчас доктор его отравит — и в этот момент люди разбежались блевать, а я только дошёл до пищеварительной системы.
К сожалению, у меня нет возможности залезать в закрытые источники, читать уголовные дела, копаться в неопубликованных архивах, но даже сейчас из массива данных и личных свидетельств мы можем многое найти.
— Например? Какие документы вам пригодились?
— Иногда сильно помогают нестандартные документы. Те же приговоры боевикам, которые попали под суд. Из них удаётся извлечь много конкретики. Например, есть приговоры боевикам, которые в 2000 году вели бои с 6-й ротой псковского десанта, благодаря чему мы можем узнать много подробностей о последнем бое 6-й роты.
Ещё можно узнать о неизвестных явлениях. Мне очень нравится приговор банде, которая занималась общеуголовным вымогательством под чужим флагом: они купили на базаре ОМОНовскую униформу, на чёрном рынке приобрели пару автоматов и похищали людей под видом ОМОНа. Что характерно: население, конечно, было уверено, что всем этим беспределом занимался ОМОН. А эти сукины дети не гнушались даже каких-то мелочей: они даже солнечные очки у кого-то спёрли, кроме всего прочего.
— Но, к сожалению, белых пятен хватает. А какой русский герой книги вызывал у вас наибольшую эмпатию?
— Да, чеченская тема полна белых пятен и неизвестных героев. Начнём с Владимира Недобежкина, командира спецгруппы ГРУ во время новогоднего штурма Грозного. Его почему не особо знают — там же трупы друг на друга не громоздились, благодаря его разведочным операциям группировкам Рохлина удалось ввинтиться в город без тяжёлых потерь. А Недобежкину командование предъявило претензию: плохо вывел людей, потому что не было потерь, большого количества убитых и раненых, не увидели активности.
Или история про Бориса Цехановича, офицера артиллерии. У него в мемуарах есть чудовищный фрагмент. Когда он пишет, как его вызывают на ковёр и говорят:
— Ваши люди стреляют противотанковыми ракетами по одиночным боевикам. Вы знаете, сколько
стоит противотанковая ракета?
— Да, как автомобиль
«Волга».
— А почему вы тогда так делаете?
— А если
мы упустим этого боевика, и он убьёт или ранит кого-нибудь из наших, это сколько будет
в автомобилях «Волга»?
И я уверен: Цеханович не выдумывает это из головы, потому что у него очень откровенные воспоминания. Он пишет о таких вещах, о которых многие предпочли бы промолчать.
— Какой источник информации оказался самым богатым и полным?
— Понятно, что Чеченская война — это, в основном, мемуары. И эти источники не до конца исследованы. Например, у людей до сих пор вызывает отвисание челюсти знание о том, что существуют мемуары Хаттаба. Даже у чеченцев. Отдельная тема, которая ждёт своего исследователя (видимо, я этим когда-нибудь займусь) — это чеченцы-лоялисты. Но не кадыровцы, а старая оппозиция. Чеченцы, которые дрались с дудаевцами с оружием в руках ещё до того, как официально началась Чеченская война. В этих боях погиб, например, двоюродный брат Руслана Хасбулатова.
— Вы думаете, с ними возможно пообщаться? Нет ли боязни каких-то последствий, возможно, угроз?
— Конечно, после статей меня пару раз спросили домашний адрес и озвучили классическое «приходи один, мы тоже придём одни». Но, как ни странно, я однажды дискутировал в сети с молодым чеченским салафитом (движение в суннитском исламе —прим. ред.), а их, к слову, Рамзан Ахматович щемит со всех сторон. И с этим парнем мы не то что нашли общий язык, но нормально обозначили точки соприкосновения и несхождения.
Как выразилась Юлия Леонидовна Латынина, «если б я была чеченкой, я бы ненавидела русских. Но я русская, и я отношусь к чеченцам соответственно». Тут такая же история. Я не могу предположить, какая будет реакция на книгу. Возможно, кто-то поплюётся, а кто-то пришлёт бородатых литературных критиков с холодным огнестрельным оружием — кто его знает. Но волков бояться — в лес не ходить«.
— И последний вопрос: какие самые крутые фильмы о Чеченской войне вы бы посоветовали посмотреть и почему?
— Из документалок лучше работы Александра Сладкова. А из художки — «Чистилище». Это фильм не для всех, конечно. И он больше не про реальные события, а про их восприятие военнослужащими. Тот случай, когда автор за счёт собранного материала сделал фильм умнее себя. Когда культурный артефакт оказался тоньше и глубже, чем его задумывал создатель.
Это интервью мы взяли, когда Евгений подписывал книги первого тиража, которые ещё пахли свежей типографской краской. Никто не мог представить, что они разлетятся буквально за месяц. «Чеченская война» стала национальным бестселлером в полном смысле этого слова.
