Русский комикс. Часть третья

Константин Крылов


Русский комикс. Лубок: допетровский период

Как известно, русский человек свою историю а) не должен знать, желательно совсем, б) должен презирать, желательно с ног до головы. Кажется, что эти требования совместить трудно — поскольку презрение всё-таки требует какого-то знакомства с предметом, а неизвестное обычно манит. Однако русским самосознанием занимались — и занимаются — профессионалы. Которые умеют подать дело так, чтобы презрение усваивалось как хороший тон, раньше всякого знания.

Классическим тому примером является слово «лубочный». Сейчас его можно встретить, скажем, в рецензиях на худлит. И слово это сугубо неодобрительное. «Лубочный образ» — это что-то примитивное, упрощённое, далёкое от реальности, и при этом обычно ещё и приукрашенное (тут выскакивает услужливое слово «сусальный»). В общем, что-то такое буээ. Отчего буээ, почему буээ — а вот нипочему. Это как слово «сволочь»: все знают, что слово оскорбительное, а что оно значило на самом деле — ведают только филологи.

Граждане более образованные — или просто догадливые — могут на это сказать, что слово «лубочный» произошло от слова «лубок». А «лубок» — это какие-то дрянные картинки, которые безграмотный, не умеющий читать дореволюционный народ покупал вместо «белинского и гоголя». От невежества и бедности, которые преодолели только при волшебной советской власти.

Обо всём этом мы ещё поговорим, будет повод. Пока — о лубке.

Если коротко, то лубком называли русские комиксы. То есть — печатные картинки, сочетающие изображение и текст, вписанный обычно прямо в картинку или (реже) располагающийся под ней. Эти картинки, кстати, даже назывались комиксами — ну то есть по-русски, «потешными листами» (вот буквально так). Хотя русское слово «потеха» не синонимично «смеху». Скорее имеется в виду любое развлечение. А развлекаться можно не только смешным. Например, в послепетровкую эпоху были популярны лубки героико-исторического жанра, и всегда в ходу были лубки религиозные, включая бумажные иконки. Впрочем, об этом ниже, а пока обратимся к истокам.

В большинстве источников написано, что русский лубок произошёл от китайской деревянной ксилографии-няньхуа.

Ещё одна теория — что лубок заимствован у европейцев (обычно ссылаются на поляков и на французов). Ну, это такая гипотеза по умолчанию. Опровергать или подтверждать её мы не будем, за ненадобностью. В общем-то, техника деревянной ксилографии настолько проста, что спор о приоритете тут неуместен. На поверхность деревяшки наносился рисунок, потом намазывался краской, делался отпечаток, который потом раскрашивался вручную.

Русское слово «лубок» происходит от «луба». Слово «луб», в свою очередь, означает определённую часть древесной коры (как правило, липовой), а именно её изнанку. Молодой луб назывался лыком. Из него, как вы уже, наверное, вспомнили, плели лапти, корзины, кошели и всё такое прочее.

Лапотник за работой. Русский лубок.

А что делали со старым лубовым тёсом? Тоже использовали, причём весьма разнообразно. Например, крыли им крышу. Им же покрывали палубу (да, это слово — тоже от «луба»). А ещё на обороте липовой доски можно было вырезать картинку. Липа очень подходит для этого — так как она мягкая, гладкая, вязкая и не даёт щепы.

Есть ещё версия, что лубки названы в честь лубяных корзин, с которыми ходили по ярмаркам коробейниками. Это крайне сомнительно — ну хотя бы потому, что в этих коробочках было много чего ещё: «и ситец и парча». Почему вдруг именно картинки стали называться «лубками» — непонятно. Да и производное слово сомнительно: тогда бы уж назвали скорее «лубочное»... Хотя если честно — пофиг.

Технология изготовления была крайне проста. На гладкой липовой поверхности прорисовывался рисунок — как правило, карандашный. Рисунок мог быть скопирован с бумажного или быть нарисован «так». Дальше дерево по обе стороны штриха срезалось (классическая обрезная техника). Правда, углы и штриховка получаются плохо — но это общая проблема старой ксилографии*. Дальше всё это мазалось чёрной краской, сверху клался бумажный лист и прокатывался валиком. Нагрузка на доску была небольшой, это тебе не печатный пресс. Так что с одной доски можно было снять множество копий. Дальше — раскраска, и можно вешать на стенку.

Поскольку лубки резали все кому не лень (до поры до времени), сюжеты лубочных картин были крайне разнообразны.

Тут тебе и бытовые сценки:

И сказочные:

«Медведь с козой прохлаждаются, на музыке своей забавляются». У козы на рогах колокольчики.

А есть и пожёстче:

Естественно, делались и «срамные картинки». Практически всё старое уничтожили в ходе грандиозных петровских и послепетровских чисток, но догадаться об их содержании несложно.

Вместо непотребств — высоконравственная BDSM-картинка «Адские мучения блудницы» (старообрядческий лубок, довольно поздний — начало прошлого века, но такое рисовали и раньше). Руки блудодейки пожирают адские псы, в ушах у неё стрелы (за то, что слушала непотребства), к сиськам подключены змеюки, а сидит она на огненном змие, который припекает ей самые грешные части. Сама же блудодейка напоминает Ксению Собчак. Не пророчество ли это?

Однако самым распространённым жанром ранних лубков была религиозная живопись. Если совсем просто — это были дешёвые бумажные иконки.

Архангел Михаил в лубочном исполнении. Смахивает на д’Артаньяна.

Торговали ими по всей Москве, в том числе у Спасских ворот Кремля. Как нетрудно догадаться, церковные иерархи подобной дешевизны не одобряли. И не только по экономическим соображениям, но и потому, что резаные картинки очень уж отличались от оригинальных икон. В 1674 году патриарх Иоаким прямо запретил печатанье ликов святых на бумажных листах. Запрет не имел успеха. Бумажные иконки благополучно дожили до 1917 года.

Более того: к тому моменту производство лубков стало бизнесом. По одной из версий, именно это занятие дало имя Лубянской площади, ныне столь известной, а также Лубянским улицам. В пользу этой версии говорит то, что на Сретенке стояла церковь «Успения в Печатниках», каковая была домовой церковью работников Печатного двора*.

Изготовление лубков хорошо поддаётся разделению на отдельные операции. Картинки на доске рисовали художники («знамёнщики»), резали гравёры, печатали печатники. Чёрно-белые заготовки (именуемые простовиками) продавали или передавали на раскраску в артели, состоящие в основном из баб и детишек: работа считалась женской, вроде вышивания. Потом всё это добро скупалось по оптовым ценам офенями-коробейниками, которые доносили товар до покупателя.

Как написано в любом учебники, разделение на операции плюс массовое производство равняется развитие капитализма. Могло ли производство лубков стать, как сейчас выражаются, драйвером капиталистических отношений? Могло, наверное. Почему не стало — мы скажем позже. Впрочем, догадаться нетрудно.

Древнейшие лубки датированы XVII веком. Хотя есть свидетельства, что лубочные картины были известны ещё при Иване Грозном. Алексей Михайлович Тишайший (бывший между Грозным и Великим) так и вовсе был поклонником этого жанра. Что и неудивительно — лубки для него начали покупать, когда ему было семь лет. Что касается Петра, при нём лубок пережил коренную трансформацию — о чём мы ещё поговорим.

Ну хорошо, скажет читатель. А кто был потребителем всей этой продукции?

У нас очень любят сокрушаться о чудовищном чёрном невежестве русского народа и его поголовной неграмотности. Популярность лубка этот тезис опровергает, причём наглядно. В лубке текст является необходимой частью картинки, иначе будет непонятно. То есть лубки были рассчитаны на умеющих читать. Может быть, умеющих плохо, «по складам», с усилием — но всё-таки умеющих. Причём слой таких людей был достаточно значителен, чтобы выпускать для них продукцию, да ещё и массово.

Кто же это был? Очертим круг. Во-первых, более-менее грамотные, то есть способные хотя бы «разбирать по-писаному». Во-вторых, небогатые: богатые могли приобретать настоящие книги. При этом одна книга в допетровской Руси стоила несколько рублей (!), публичных библиотек не было. В-третьих, мучимые информационным и эстетическим голодом, то есть люди «с запросами». Простыми, конечно, запросами, но у других и того не было.

В начерченный круг попадает много кто. Начиная с грамотных крестьян (а грамотей в деревне всегда был нужен) и кончая мелкими купчишками. Но сердцевиной этого слоя был мелкий служилый люд — чиновники из московских приказов, дьячки и подьячие, государственные и вольные, и прочий офисный планктон. Или, выражаясь более приличным языком, русский средний класс. Хилый, пришибленный тяжёлой жизнью, но какой уж есть.

В дальнейшем лубок пойдёт вниз, в земляной слой крестьянства, поднимая и облагораживая его толщу. И он же станет первым самиздатом: лубочные картинки будут одним из самых действенных средств старообрядческой пропаганды... Но это всё будет потом.

А пока расскажем об одном из величайших достижений лубочной живописи — рисованной Библии Василия Кореня.

Интерлюдия. Рисованные библии в европе и на руси

Рисованные библии были распространены в Европе — особенно преуспели в этом немцы. Назывались такие книги на латыни Pauperum Biblia — «библия бедных». Речь не шла о цене книги, некоторые из них были роскошными и стоили дорого. Скорее, имелись в виду «непросвещённые». То есть — люди, которым было тяжело читать библейский текст. Такими «непросвещёнными» могли быть, например, светские правители, которые были больше заняты войной и интригами, чем чтением. А так они могли посмотреть картинки и составить представление о библейской истории. Впрочем, существовали и дешёвые нераскрашенные оттиски, доступные рядовым священнослужителям. У которых тоже бывали проблемы и с образованием, и особенно с восприятием сложных исторических концепций. Например, одной из задач «библий бедных» было разъяснение отношений Ветхого и Нового завета — прежде всего параллелизм событий священной истории и Евангелия. Многие картинки в «библиях бедных» посвящены именно этой теме.

Гравюра из немецкой «Библии бедных». Около 1400 года.

Вершиной этой традиции стала так называемая «Лицевая Библия Пискатора», известная на Западе как «Theatrum biblicum».

Голландский издатель и гравёр Николас Иоаннис Пискатор (вообще-то просто «Фишер», «Пискатор» — это изящный латинизм) родился в 1586 году в Амстердаме. Жизнь у него была интересная и весьма насыщенная — но не будем углубляться. Свой главный труд он издал в 1650 году (с тех пор книга переиздавалась неоднократно — кажется, и сейчас переиздаётся). Это огромный том с 434 гравюрами на все основные библейские сюжеты, сделанные с медных досок, высочайшего качества. «Комиксовости» в них, правда, было мало — это статичные картины, в которых текст помещался под картинкой и был скорее описательным. Однако уровень издания был очень высок. Кстати сказать, Лицевая Библия была очень популярна в России.

Разумеется, «библии бедных» тоже следует рассматривать как протокомиксы. Каюсь, я не упомянул их в первой части данного труда — только потому, чтобы, как говорится, два раза не вставать и не возвращаться к этой теме снова. Но вот тут — самое место.

Так вот, на Руси такое тоже делали. По крайней мере, один раз сделали.

О Василии Корне известно немного. Он родился около 1640 года и был родом из Дубровно, что сейчас находится на территории Белоруссии. На этом основании местные свидомые (или как они там называются) иногда записывают его в «белорусы». Но в ту пору белорусов ещё не изобрели, к тому же работал Василий в Москве*, где подвизался резчиком по дереву. Жил он как раз в районе Лубянки.

Гравюры для Библии он делал четыре года — 1692-1696. В какой технике он работал, мне неизвестно. Но уж точно не лубковой в прямом смысле этого слова. Понятно, что это была гравюра на дереве, но на каком именно и как сделано было — не знаю.

Что не отменяет факта: Библия Кореня — одна из вершин русского деревянного лубка. Здесь из этой техники выжато всё, что возможно. Конечно, медным доскам Пискатора это сильно уступает по совершенству — если рассматривать эти рисунки именно с точки зрения технической. Однако, как лубок (а точнее, как комикс) это великолепно.

Извольте убедиться, впрочем, сами:

Книга была отпечатана огромным тиражом — около тысячи экземпляров. Для своего времени и места это был прорыв. Но увы: рисованную Библию сгубили церковные власти. А именно — им не понравился Бог. Точнее, его изображение.

То, что Творец невидим и изображать его в виде человека как бы нехорошо — общее место всех авраамических религий. То, что изображать его всё-таки как-то надо — проблема сугубо христианская. Связано это с тем, что одно из лиц Троицы (Сын) всё-таки имеет человеческий облик. Дух Святой невидим, но существует конвенциональное изображение в виде голубя. Проблема возникает с Богом-Отцом, Саваофом, «Ветхим Днями». Изображать его в виде человека не вполне уважительно, а в каком-то другом виде — тем более неуважительно. Опять же, человек создан Им «по образу и подобию». Поэтому стандарт изображения Бога-Отца — человек, но наделённый властью и силой: величественный старик. У Кореня же Бог-Отец выглядит как «просто ангел», мило спит на кроватке, и вообще какой-то молодой. Это показалось несерьёзным. В результате весь тираж книги был уничтожен. Единственный сохранившийся экземпляр хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге.

Это всё печально. Однако следовало бы по-хорошему признать — Василий Корень является автором первого русского графического романа.

Когда-нибудь, я думаю, Василий Корень будет признан сообществом комиксистов именно в этом качестве. Изображения спящего на кроватке Боженьки будут украшать обложки учебников по искусству комикса, будет вручаться Премия Василия Корня за лучший графический роман года. И так далее — ну в общем всё как у людей.

А пока — взгляните ещё раз:

Библия Василия Корня. Сотворение животных. На переднем плане, перед всеми зверьми — ёжик. Ну вот кто нарисует впереди всех не прекрасно-яростного тигра, не пафосно-страдальческого ягнёнка, не какую-нибудь химеру изысканную-странную, а — ёжика? Только добрый русский человек.


Продолжение следует.

 

Формат А4 + суперобложка-постер
4900 ₽
В корзине
Формат А4
1900 ₽
В корзине
Формат А4
Предзаказ
2800
2400 ₽
В корзине
Пользовательское соглашение
и политика обработки персональных данных

© 2013—2024 Чёрная Сотня